Разодрала, вынула, выжала. Швырнула тебе на капот. Червяков оставь на компот. И нет, детка, эта тварь еще будет биться. Песочные конвульсии времени нет.
одели в дождь. оденьте в свитер, теплый, огромный мужской свитер. за спиной будет синяя пачка, моток скотча и клок твоих волос в газете. промокшие спички. ржавый нож. замерзшие руки. сесть в автобус, облокотиться на окно, закрыть глаза, и долго. долго. и чтобы осень. подарите осень. серую, холодную, молчаливую. набумажную. любимую. подарите. подарите, пожалуйста. а потом снег. упасть подбитым возле светофора.
Ольга **Горжусь собой!** Донская 11 мая 2010 в 9:13
Однажды мой папа пришел домой поздно. Я уже лег спать. Он вошел ко мне в комнату и сел, не раздеваясь. И стал разговаривать со мной. Но я отвернулся к стене. Я обиделся, что он пришел так поздно, а мама весь вечер сердится. Была зима. Его пальто пахло мокрым снегом и сигаретами. Вдруг он сказал: «Не сердись на меня, Никол.Смотри, что у меня есть.» И он показал мне парусник. Черный парусник с белыми парусами. Совсем как настоящий. Я спросил: «Откуда?» И он сказал:«Подарили. Один очень хороший человек.Это — испанский линейный корабль «Сантисима Тринидад». И мы стали рассматривать корабль и говорить о море. И когда он трогал корабль и говорил об очень хорошем человеке, у него было такое доброе лицо,какого я у него никогда раньше не видел. Я обернулся и увидел,что мама стоит в дверях и смотрит на нас. А наша мама очень ловкая и прыгучая. Она акробатикой занималась. Она схватила корабль и выбросила в форточку. Было совсем темно, ноя видел, как он утонул в сугробе. Я видел это. И мой папа ничего не сказал. Только провел по лицу ладонью сверху вниз. Вот так. Вышел на кухню и закурил. И когда утром я уходил в школу, он все еще сидел и курил. Я спросил его: «Ты что, всю ночь тут сидел? Ведь уже утро». «А утро это тоже ночь, — сказал он.- Утро это часть ночи. Самая темная часть». Тогда мама собрала сумку и сказала: «Пойдем отсюда, сынок. Не надо мешать папе. У него сейчас важный разговор.» Я спросил: «С кем?Ведь он молчит». И мама сказала: «С самим собой. С самим собой договориться не может.» И мы пошли жить у друзей.
Безумье - рукопись, младенчик мертв. Под опрокинутой восьмеркой уродцы славят каннибалов. Большевики наганы чистят. Но трактор во поле шагает, овсы родные хороши.
Он любил три вещи на свете: За вечерней пенье, белых павлинов И стертые карты Америки. Не любил, когда плачут дети, Не любил чая с малиной И женской истерики. ...А я была его женой.
Солнце затянуто пленкой. Оцепенение. На противоположной стене края мешковины, прикрученной к слуховому окну, непрестанно колеблются, то и дело открывая чужое нутро. Желчный пейзаж стерт до мельчайшей детали. Голоса дробятся по скатам домов. Вместо неба искаженная маска, которой не хватает воздуха. С надеждой вспоминаешь азиатский буран, секущий песочную рябь в глаза и легкие, словно вся небесная рать скормлена друг другу и обрушилась в жилую низину, - здесь засвечен ее черный плавник.
Не замечать, не приближаться, не слишком выдавать себя окружающим. Я обучаюсь свободе, чтобы не сойти с ума.
Ольга **Горжусь собой!** Донская написала вчера в 13:23
Держи еще )))
Всё будет хорошо
- Поверь, все будет хорошо! - Тебе ль не верить? - Да, просто верь! Ну, что еще? - А жизней девять? - Конечно девять. Улыбнись! - Какая эта? - Садись поближе... знаешь, Кысь... ...а скоро лето.. луна как блюдце с молоком... и звезды ближе...
/сидела Женщина с Котом на теплой крыше/...
Это из той же серии Кота )) Тет-а-тет|Написать на её стене|Это спам|Удалить
Если приподнять завесу разумного, то можно увидеть непостроенные города. На первый взгляд может показаться, что ничего нет, и не может быть. Это совсем не так! Полотно разума, как сумасшедший маньяк, как проклятый убийца! Ветер времени! Законы, правительства! А города есть. Сотни, тысячи городов. Со свободными жителями, с нетронутой природой, с неразбитыми мечтами, с нетресканным небом… Есть такие города! Есть!!! Это не утопия! Просто несделанное. Непостроенное.
Михаил Александрович Сухотин (р.1957) - московский поэт, переводчик с итальянского. Публикации в журналах: Континент № 31, Поиски № 4, Эпсилон-салон (декабрь 85), в газете "Собеседник" (1989). Постоянный автор МЖ.
памяти Я.А.Сатуновского Потому что ссылка на Талмуд, в Талмуде - на Мишну, в Мишне - на Тору, Тору и масору ,
предки в Вятке что заплатка на заплатке: дырки да монатки, нитки да убытки.
С Храмовой горы до Чернобыли, с Чернобыли до Москвы, от Москвы до самых до окраин,
дух ли, вей ли, только ойли да вавойли , Брири да Шабрири Рабиновича накрыли.
Кац, не Кац, так Сац, не Сац, так Минц, не Минц, так Соловейчик,
из галута возвращается народ по полю Куликову, не найти другого мне такого дорогого и родного:
горбоносец он, черноволосец, + певец + Богоносец (как заметил Достоевский,
то есть:
Блантер, Баснер, Исаковский, Матусовский, Дунаевский, Мулерман, Хелемский, кто последний?
И действительно, от десяти (включительно) до n, от n (включительно) до шести пятидесяти тысяч ,
Доня Броня,
мы другой такой страны не знаем кроме бэйс Исроэль на ционе.
Брейся! Стройся!
Амалек сидит на Амалеке, Амалеком погоняет,
дядя Зяма,
только в Эрец ты проходишь человеком как хозяин родины своей от края и до края.
От Адама к Нояху, от Ноаха к Эсаву, от Эсава к Яакову
в оны лета по наследству перешли одежды света (от медведя на велосипеде),
и с тех пор, точней, с Шимона бар Йохая , нет, с Ицхака Лурии , с Баал Шем Това , с Альтер Ребе
мы (в известном смысле) искры раздуваем, возжигаем пламя жертвы за Ерушалайм из руд сибирский.
И пока в почтовом ящике одна нога, другая на арбузной корке, слышите, Любимов, Гробман,
наш любимый город может спать спокойно,
видеть сны и зеленеть среди весны.
Там где-то
ночь как ночь, фонарь под глазом как фонарь, аптека как аптека,
гор вершины спят во тьме ночной, долины полны свежей мглой как полны тихие долины,
шорохи в саду, а то - молчок, речка то течет, песня то слышна, то не слышна на аравите -
нет, приятель:
это над Москвой-рекой из лунного сребра, седой, но молодой, Соловьев-Седой струится до утра как струится Соловьев-Седой.
Ты не бойсь, не плачь, мой Лебедев-Кумач: где-то бэйс мидраш
стоит, в нем Меламид, а в нем и вся загвоздка.
Фельцман с Фельцманом ее долбили-не разбили, Френкель и Бернес вообще не проходили, только Гофф с Кобзоном пели-называли полем, русским полем.
Как же так же? Жид ты или ты не жид? Ты пан или пропан-бутан? Вот то-то и оно-то:
я с Неглинной, пахну псиной, взгляд стеклянный, череп оловянный, но скажи мне, ветка Палестины,
что же все же? Где же ты росла? Где ты цвела, и как дела там, где цвела ты?
Вспомни как явился Яакoву на гор Мория небесный эскалатор с Метатроном во главе и Пантократор сил и воинств,
то есть:
Серафимов + Крувимов - Побратимов,
иже с ними.
Опиши как Яаков (Сухотин) строил шалаши (суккот) , изобрази мне как напротив он построил Зимний .
Меж Лаваном и Эдомом , между двух огней, белогвардейским и красноармейским,
над Явоком
спой, будь другом, как с Яаковом состязался кто-то (носорог, должно быть, упирался рогом над Явоком).
Доложи затем как широка была река: как Ока ли широка она была или не как Ока?
Ах, эти реки! Эти реки , где Роза Яакова чахла, где сладко керосином пахло... О, Ассирийская АССР, тебе в Эстер открылся Некто (кот, наверно, задом наперед заехал и уехал).
А и Б сидели на трубе. Не бэ, что А упало, Б пропало: нас не так уж мало.
На вокзале обвалился потолок. Будь спок, но жми педали, пока не дали.
Почему? Да потому, что все кончается на У. Обэриу! Тону! Но слышу сквозь беруши
шаги Машиаха (простите, Даня, а кидуш уже читали?) шаги Машиаха (позвольте, Циля, и в шофар уже трубили?) шаги Машиаха (скажи-ка, Сара, ведь недаром ты все считала шаги Машиаха?)
Мы помним все: парижских улиц ад и венецьянские прохлады, револьцьонный шаг, архипелаг ГУЛАГ, Майданек окаянный...
Где, где Моше рабейну славхашалом? О горе! Нет Шломо бен Гавироля!
Еврейская земля, ты за холмом, а там холмы, холмы, холмы, холмы, холмы и нобелевский шнобель.
И пру и рву - ни тпру, ни ну. И гну и мну - глаза полны песку.
Коллега, кстати, нас что песку в Баку на берегу, что звезд над Гринвич-Виллидж. Слышите как плачет чибис: "Чьи Вы? Чьи вы? И куда, куда Вы удалились?"
Подержи мой макинтош, читатель.
О Судья судей, Страж стражей, Царь царей, великий, сильный, страшный!
В Судный День елень, и тот метнется в тень, барсук, в лесу спасавшийся от сук, на сук нарвавшийся барсук от сук не убежит. Не потому ль и лилии мои головки уронили?
Авве Отче!
Да, безродность. Да, коленопреклоненность. Бесприютность... Бедность...
Взрасти росток Давида, но прости за дерзость просьбы соблюсти в потомстве русскую словесность.
Ибо в тогу ли вавогу , в гоголь-моголь ли, к Магогу ль с Гогом выхожу один я на дорогу,
Вышний!
Ти пустыня внемлет у Синая, звезды гимн слагают, Тя трепещет всяка тварь земная.
Се Твои таинственные знаки. Да никако мы писаки? Мы - пиджaки.
Се Твои от века данные обетованья: шепот сердца, уст дыханье...
Центр! Центр! Говорит Москва. Прием! Прием! Я Рашин RUSSIAN.
Ну-ка одесную две шаги и две шаги ошую! Тише, всюду уши...
Центр! Центр! Эту чашу мимо проносить не надо: все мы из Кронштадта.
Рубинштейн, + Пепперштейн, Эпштейн, Бакштейн Иосиф - stein дадут и в волны бросят.
Я одену белый похоронный китель , ты оденешь белый похоронный китель, он оденет белый похоронный китель.
Вседержитель!
Камни тонут, ветры стонут с четырех сторон, но вспомни Йону с кикайоном.
Возврати всех заикающихся и мычащих, вопиющих и болящих, блеющих, но настоящих, говорящих.
Понимаешь, это странно, очень странно, но небес в лазоревой дали Психея дышит невозбранно.
Мишка! Мишка! Вот тебе и крышка. Где ж твоя улыбка, полная задора молодого?
Ян Абрамыч,
там моя улыбка, где за репку взяли дедку, бабку посадили, внучку и собачку ввергли в печку, мышку доконали, где осталось лишь блаженное бессмысленное словосочетанье: "Роза Яакова" .
Арфы сломаны, но что там за аккорд еще рыдает? Говорите прямо:
"Жил и съехал Александр Скeрцович Герцoвич из колена Беньямина, сына Пятки , сына Смеха , сына Авраама".
Дорогой Никандр Андреевич, читать дальше получил твоё письмо и сразу понял, что оно от тебя. Сначала подумал, что оно вдруг не от тебя, но как только распечатал, сразу понял, что от тебя, а то было подумал, что оно не от тебя. Я рад, что ты давно женился, потому что когда человек женится на том, на ком он хотел жениться, то значит, что он добился того, чего хотел. И я вот очень рад, что ты женился, потому что, когда человек женится на том, на ком хотел, то значит, он добился того, чего хотел. Вчера я получил твоё письмо и сразу подумал, что это письмо от тебя, но потом подумал, что кажется, что не от тебя, но распечатал и вижу — точно от тебя. Очень хорошо сделал, что написал мне. Сначала не писал, а потом вдруг написал, хотя ещё раньше, до того, как некоторое время не писал — тоже писал. Я сразу, как получил твоё письмо, сразу решил, что оно от тебя, и, потому, я очень рад, что ты уже женился. А то, если человек захотел жениться, то ему надо во что бы то ни стало жениться. Поэтому я очень рад, что ты наконец женился именно на том, на ком и хотел жениться. И очень хорошо сделал, что написал мне. Я очень обрадовался, как увидел твоё письмо, и сразу даже подумал, что оно от тебя. Правда, когда распечатывал, то мелькнула такая мысль, что оно не от тебя, но потом, всё-таки, я решил, что оно от тебя. Спасибо, что написал. Благодарю тебя за это и очень рад за тебя. Ты, может быть, не догадываешься, почему я так рад за тебя, но я тебе сразу скажу, что рад я за тебя потому, потому что ты женился, и именно на том, на ком и хотел жениться. А это, знаешь, очень хорошо жениться именно на том, на ком хочешь жениться, потому что тогда именно и добиваешься того, чего хотел. Вот именно поэтому я так рад за тебя. А также рад и тому, что ты написал мне письмо. Я ещё издали решил, что письмо от тебя, а как взял в руки, так подумал: а вдруг не от тебя? А потом думаю: да нет, конечно от тебя. Сам распечатываю письмо и в то же время думаю: от тебя или не от тебя? Ну, а как распечатал, то и вижу, что от тебя. Я очень обрадовался и решил тоже написать тебе письмо. О многом надо сказать, но буквально нет времени. Что успел, написал тебе в этом письме, а остальное потом напишу, а то сейчас совсем нет времени. Хорошо, по крайней мере, что ты написал мне письмо. Теперь я знаю, что ты уже давно женился. Я и из прежних писем знал, что ты женился, а теперь опять вижу — совершенно верно, ты женился. И я очень рад, что ты женился и написал мне письмо. Я сразу, как увидел твоё письмо, так и решил, что ты опять женился. Ну, думаю, это хорошо, что ты опять женился и написал мне об этом письмо. Напиши мне теперь, кто твоя новая жена и как это всё вышло. Передай привет твоей новой жене. <25 сентября и октября 1933>
Я к Вам приду. Сегодня. Этой ночью. При свете бледной худенькой луны. И, притворяясь скважиной замочной, Тихонько подсмотрю все Ваши сны.
Прикинусь веником, от скуки одичавшим, Зажгусь торшером стареньким в углу, Найдусь рублём, три дня назад пропавшим, Раскинусь ковриком пушистым на полу.
Я буду Вашим лучшим наважденьем, Котом Без Крыши, мышкою в норе, Ещё не совершённым преступленьем, Тридцать вторым числом в календаре.
Я стану в этом сне искусствоведом И напишу историю о том, Как был я самым-самым нежным бредом. Но не сейчас. Когда-нибудь. Потом.............
Улица. 1955. Щетина (трехдневная). Хорошее настроение. "Кэмэл". Контора. Частный сыщик. Звонок. Клиент - Люцифер Отыскать музыканта. Серия кровавых убийств. Петухи. Куриная лапка. Негры играют. Приворотное зелье, мэм. Новичок. Это был мой отец. Блондинка раздевается. Цветная, под халатиком ничего нет. Бросают в воду, угрожают. Это культ. Мы живем в свободной стране. Лифт, решетка, гигантская тень. Паутина, но не закрученная. Мокрая простыня. Смывай пятно крови на стенке. Незнакомец, не поднимает головы. Разбивай, разбивай. Я знаю, кто я. Глаза красные и неестественные. Контракт. Съел сердце, съел сердце. СЕРДЦЕ АНГЕЛА Я здесь живу. Вечный огонь, вечный. Мальчик с красными глазами. Показывает пальцем. Лифт. тень от лифта.
Велосипедист едет на велосипеде. Шурша, обваливается штукатурка. Дикий виноград обвивает балконы. Старый Джузеппе везет тачку с помидорами. У нескольких нищих оказывается по сигаре. Они закуривают, синий дым обволакивает морщинистую щетину. Полицейский спрашивает: Сколько время? Анна, загорелая как всегда, задорно здоровается с Джузеппе. Паоло подъезжает на автомобиле, выходит с пачкой газет в руке, захлопывает дверцу, посылает воздушный поцелуй Анне, приветствует взмахом руки Джузеппе, поднимается по лестнице в дом, захлопывает дверь. У нищих вновь оказывается по сигаре. Полицейский рассматривает свое отражение в витрине овощной лавки. Толкая тележку и расхваливая свой товар, проходит мороженщик. Нищие собрались в кружок, втихомолку ругаются и строят гримасы. Джованни ведет за руку маленькую рыжекудрую Тину в соломенной шляпке, перевязанной яркой лентой. Они только что купили шляпку в магазинчике за углом. Светит солнце, чирикают птички, перелетая с крыши на крышу. Легкий ветерок колышет край ситцевого платья Анны. Полицейский снова спрашивает: Который час? Анна и нищие смеются, Тина достает зеркальце и начинает пускать солнечных зайчиков. Снова обваливается штукатурка.
The Who, 25 мая 2008'...А еще группе "Who" очень повезло с ударником. Принято считать, что Кит Мун - "величайший и самый самобытный рок-ударник в истории". И вся группа "Who" говорил, что уникальный стиль его игры - это то, что и держало группу вместе. Однако помимо очевидных способностей к игре на барабанах, Кит Мун вошел в историю, как самый - как бы это сказать - невероятный тип, когда либо имевший отношение к музыке. Сказать, что он был "высоко разрушительным" - это не сказать ничего. Он уничтожал комнаты в отелях, дома друзей - да и свой собственный; выбрасывал мебель из окон, спускал фейерверки в унитаз - и получал от этого детское удовольствие. Как заметил его биограф: "Он был готов на что угодно, если знал, что вокруг достаточно людей, которые не хотят, чтобы он это делал". Это именно въехал однажды на Роллс-Ройсе в гостиницу "Holiday Inn" сквозь стеклянные двери, спокойно спросил у потерявшего дар речи портье: "Скажите, а где у вас бассейн?", загнал Роллс-Ройс в бассейн, вынырнул и отправился по своим делам. После этого "Who" навсегда перестали пускать в Holiday Inn; но для Муна это было в порядке вещей. Таунсенд говорил, что Мун очень гордился своей репутацией непредсказуемого безумца и старательно ее культивировал. Однажды, когда "Who" выехали из очередной гостиницы и уже направлялись в аэропорт, Мун неожиданно закричал, что нужно срочно вернуться: "я забыл что-то очень важное". Вернувшись в отель, он вбежал в свою комнату, схватил телевизор и выкинул его через окно в бассейн; потом вернулся в лимузин и с облегчением вздохнул: "Слава Богу, чуть не забыл".'